«Мы вам начешем затылок…»
Несгибаемые
СТРОКА в заголовке давно стала для российского народа бессмертной: она из знаменитой и любимой нами песни:
22 июня, ровно в четыре часа,
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война…
САМОЕ ГОРЬКОЕ ВРЕМЯ
ЕСТЬ там и такие слова: «Пушки палили, мины рвалися, немцев терзая в куски». Однако это будет потом, позже. А в самом начале, как ни горько признавать, но враг жестоко и долго терзал… нас. Свёкор мой Борис Николаевич Богданов (в 41-м выпускник Калининского (Тверского) военного училища, вскоре из-за гибели всех старших командиров он возглавил стрелковый батальон) рассказывал, как летом того года у них была одна винтовка на… шестерых. Немцы бьют, и наших молодых ребят, фактически беззащитных, разрывает на части. «Смотрим: то, что осталось от товарищей боевых, вот еще только что живых и героически стойких, – уже с деревьев свисает, кровавые их останки. И нас становится всё меньше и меньше…».
Конечно, страшно. Но свёкор, человек спокойный и несуетный, рассудительный и скромный, всегда говорил о войне сдержанно, скупо, хотя повидал много — оборонял Ленинград, застудил там в ледяных окопах лёгкие, страдал из-за этого всю жизнь, тяжело ранен, стал инвалидом, награжден орденом Красной Звезды и множеством медалей. Именно первые дни войны, по его мнению, были самыми тягостными и горькими.
«БУДЕТЕ ПОМНИТЬ!»
ОДНАКО и власть, и народ быстро стряхнули оцепенение, яростно заработал невиданный доныне механизм разрушения и подавления врага. Сила Германии немереная, их тьмы и тьмы: технически — жуткая машина смерти, идеологически — фашиствующие фанатики. Но и мы не лыком шиты оказались – такую несгибаемость свою и храбрость отчаянную стали показывать в боях, что мир удивлялся. Это сейчас они якобы забыли (Европа с Америкой), как в 42-м и 43-м замирали в ожидании исхода величайшей эпохальной битвы — Сталинградской, которая решала ВСЁ. Перелом! В чью сторону? А теперь они, рафинированные «до нельзя», вроде бы запамятовали: где находится могучая русская река? А тогда только и разговоров в странах трепещущего от страха Запада: «Ну что там на Волге? Кто кого?». Взяла наша! И Европа, униженная железной пятой Гитлера, вздохнула свободно: значит, русский Иван врага разобьет. Погонит: «Мы вам начешем затылок, будете помнить про нас!»
ДЕСЯТКИ народов СССР всех наций встали в единый нерушимый ряд, затянулись в единую крепчайшую связку. Например, Василий Гроссман – еврей, в те годы один из лучших военкоров. Недавно я прочла его книги из моей личной библиотеки – «Жизнь и судьба» и «Годы войны». Потрясена! Какая честность, смелость в описании событий! Взволнованная сопричастность к героям войны, её нетленным страницам. Нет пафоса, есть правда. Интересно пишет о Брянщине, её городах, подробности о Брянском фронте.
«Зверская злоба, нечеловеческая ненависть к фашистам, — писал В. Гроссман. – У бойцов – зараза Мужества! «Умереть — умрем!», — говорили они. А молодежь, как дети: куда пошлют, там и погибали. Рассуждали: мы что ли пошли на немца воевать? Мы воюем на своей земле! Пуль не боимся, чёрт с ними – пусть убивают! Некогда пугаться, когда идет бой. Нам не надо наград, врага хотим разбирать!»
ПЕРВЫЕ МЕСЯЦЫ ВОЙНЫ
ВОТ лишь несколько выдержек из его фронтовой записной книжки лета, осени и зимы 41-го, о боях, людях, разных ситуациях:
«К НАЧАЛУ войны много старших командиров и генералов были на курортах в Сочи. А танковые части заняты сменой моторов, артиллеристы не имели снарядов, авиация – горючего для самолетов. Когда с границы стали звонить в верхние штабы, что началась война, некоторые получали ответы: «Не поддавайтесь на провокацию!». Война! Это была внезапность в самом жестком и страшном смысле слова».
«Диалектика войны: умение скрыться, спасать жизнь, но и умение биться, отдать жизнь. В обороне нужно больше моральной силы, а в наступлении больше физических затрат. Выученные собаки с бутылками горючего бросаются под танки и… сгорают».
«Конешкина исключили из комсомола за потерю билета. А он через 2 дня один тремястами снарядами уничтожил почти батальон немцев».
«Гитлеровцы сыпали минами. А Купцов вместо того, чтоб в тылу скрыться, поехал к брошенному при отходе орудию и вытащил его лошадью из болота. На вопрос политрука, как он пошел на подвиг, верную смерть, ответил: « А у меня душа простая и дешёвая, как балалайка, смерти не боится, а боятся те, у кого душа дорогая».
«Лейтенант Яковлев, комбат, отбил все атаки пьяных немцев с красными глазами. Когда тяжело раненого его хотели вынести из боя на плащ-палатке, он закричал: « У меня еще есть голос, чтобы командовать. Я коммунист и с поля боя уходить не могу!».
«Только немцы группкой соберутся – бац, снаряд! Наш Морозов! Только скопление – эх, разогнать бы гадов! — бац, снаряд. Мы даже подскакивали. Это опять бьет наводчик Морозов!».
«На опушках леса поведение немцев напоминало сумасшествие: прежде чем войти в чащу, они дико пуляют, а потом бешено, не глядя, мчатся на полном ходу – боятся партизан».
«Шутки на фронте всюду. Вот бьет тяжелая артиллерия немцев.
«Почему не уничтожаете?» — кричит командир дивизии Песочин. Его боятся: он лупит подчиненных. Ему отвечает веселый лейтенант-артиллерист по фамилии Москвич: «Товарищ полковник, их трудно нащупать!». «Конечно, баб щупать куда легче…», — ехидно замечает комиссар дивизии Сницер (говорят – он тоже дерётся, бьет под горячую руку политруков). Все ржут, как кони. Хоть немец всё и бьет и бьет прицельно. Но и наши потом как жахнули в ответ!…».
«Мой знакомый комиссар – смелый, никогда не теряется. Если слух среди бойцов: «Здесь комиссар!» — все идут к нему. Он всегда в отрядах, узнавал о настроении людей. А те смотрят на него: «С нами наш комиссар!». В бой идет медленно, спокойно и все за ним».
И ЗАЙЦЫ СТАНОВИЛИСЬ ЛЬВАМИ!
НЕ только о мужестве пишет В. Гроссман, но и о панике в первые недели войны: смятые танками врага, бежали порой целыми ротами и батальонами. Была минобоязнь. По ошибке советские самолеты бомбили иногда наши же позиции, и артиллеристы долбили своих. Дезертиров, самострелов, насильников, предателей расстреливали прямо перед строем. Но одолели деморализацию.
Он вспоминает случаи, когда бывшие трусы вдруг становились… героями: «Страха вначале было много. Николай Шляпин, член Военсовета 50-й армии, рассказывал: «Выходили из окружения. По всему лесу собирал испуганных бойцов. Даю задания – не выполняют. С кем идти на прорыв? Убеждал. Нет смельчаков. Но все-таки победили боязнь и растерянность и потом лучше этих людей у меня никого не было! Те, кто совсем недавно бегали, как зайцы, стали драться, как львы».
ЕСТЬ у Александра Маршала мощная и патриотичная песня «Я — русский», а ней разящие строки: «Нас мир боится, потому что знает: кому умом Россию не понять, тому она привычно объясняет». А еще он поет: «Мы выжили, конечно же, не все. Но выжившие стали крепче стали», «Не трогайте Россию, господа! Запомните: нас бьют, а мы крепчаем».
Нам стойкости у вас не занимать,
Вы видели уже, как мы воюем,
А если не хотите вспоминать,
Напомним и повторно растолкуем!
Татьяна БОГДАНОВА
Фото из архива первых дней Великой Отечественной войны
